Она взяла у него куртку и повесила на вешалку, мимоходом отметив, что в русых волосах Марка очень красиво блестят снежинки. Джилл очень хотелось прикоснуться к этим волосам, стряхнуть снег, но это было бы слишком интимным действием, а ей не хотелось сокращать дистанцию. Во всяком случае, не так.
– Хотите что-нибудь выпить? Чай, кофе, горячий шоколад?
– Хм… Вообще-то неплохо было бы виски, но у вас, наверное…
– Есть.
– Ого! Употребляете?
Он улыбался – выглядел вовсе не тем надменным снобом, каким она привыкла его видеть. Джилл усмехнулась.
– Употребляю по необходимости. Когда ноги промочу.
Они уселись на кухне, и Марк Боумен неожиданно осознал, что ему здесь нравится. Теплые золотистые тона стен и мебели, расписные кружки на деревянных полках, яркие индейские половички – в кухне явно проходила достаточно большая часть жизни Джилл Сойер, и девушка от души позаботилась о том, чтобы это место было комфортным и уютным. Марк вспомнил серо-стальную фабрику под названием «Последние достижения в области кухонной техники», на приобретении которой настояла Сара, – и поёжился.
Джилл вскинула бровь:
– Замерзли?
– Нет, просто… вспомнилось некстати. У вас очень мило.
– Спасибо. Итак, с чего начнем? Опять все подробно?
– Да, только содержание лекции можно опустить.
– А лекции никакой и не было. Мы гуляли по городу и смотрели на витрины магазинов.
– Очень интересно.
– Иронизируете? Зря. Под Рождество город становится похож на сказку. Каждый магазин старается переплюнуть соседа.
Она рассказывала, Марк записывал. Когда Джилл упомянула, что Билл Малер пел песни, Марк не смог сдержать ехидного смешка.
– Удивительно, на какие только глупости не идут мужчины, чтобы затащить женщину в постель.
Она посмотрела на него с легким вызовом в голубых глазах.
– То есть вы даже мысли не допускаете, что человек может просто любить петь?
– Нет. Не допускаю. Не в вашем случае.
– Слушайте, Марк Боумен, как все плохо-то, а? Либо я законченная идиотка и даже не догадываюсь о глубинах мужской психологии, либо…
– Либо что?
– Либо вы пережили серьезную жизненную драму, после которой превратились в законченного человеконенавистника.
Марк поставил бокал на стол и сердито подался вперед.
– Послушайте, это же аксиома. Мужчина запрограммирован на то, чтобы хотеть секса. Особенно при виде женщины наподобие вас.
– Это какой же?
– Сексуально аттрактивной.
– Ой господи. И социально активной.
– Что?
– Просто просилось на язык. Так что, вы говорите, происходит с мужчиной рядом с сексуально аттрактивной женщиной?
– Все его мысли, слова и поступки направлены на то, чтобы вступить с ней в связь. Здесь мы переходим уже на метафизический уровень – разбрасывая свое семя, мужчина как бы обеспечивает себе бессмертие. Эта мысль успокаивает и отгоняет страх смерти.
– Кошмар. Какие вы беззащитные существа.
Марк опомнился и недоуменно посмотрел на Джилл. Она улыбалась. Он сердито покачал головой.
– Вы очень хитрая девица. Пользуетесь своей кукольной внешностью, чтобы скрыть ехидный и острый ум. Смеялись надо мной, да?
– Вовсе нет. Скорее удивлялась, как много мусора помещается в голове даже самого умного и образованного мужика. Марк, а вы никогда не пробовали просто получать от жизни удовольствие… не задумываясь о метафизическом бессмертии?
Это был прямой вызов, и Марк оказался к нему не готов. Он отвел глаза.
– Вы собираетесь еще раз встречаться с Малером?
– Конечно. Он произвел на меня хорошее впечатление. Приятный, обаятельный, воспитанный, симпатичный. И тоже джентльмен. Как и Говард.
– Джентльмен, который поет…
– Что ж, согласно вашей теории, поет – значит, хочет меня. Разве это не должно мне льстить?
Ручка вывалилась из пальцев Марка и укатилась к краю стола, побалансировала мгновение – и свалилась на пол. И Марк, и Джилл ринулись за ней одновременно – вот тогда-то все и произошло.
Они столкнулись лбами – не сильно, но чувствительно, Джилл машинально вскинула руки к голове, а Марк, испугавшись, что причинил ей боль, тоже протянул свою руку… В общем, довольно трудно разложить все их действия по порядку, но в итоге ладонь Марка скользнула по груди Джилл.
От этого чисто случайного, напрочь лишенного чувственности жеста заполыхало все ее тело. Мгновенно и болезненно затвердели под футболкой соски, румянец вспыхнул на щеках, губы приоткрылись. Она была так хороша в этот момент, что Марк не мог отвести глаз от ее лица. Оба замерли на полу, в дурацкой позе, не в силах сдвинуться с места.
Марк умирал от желания. Это давно забытое ощущение переполняло его до краев, грозя выплеснуться чем-нибудь кошмарно-непристойным, типа – схватить, прижать к груди, покрыть поцелуями, перекинуть через плечо и унести в спальню. Он тонул в голубых озерах этих волшебных глаз, погибал от счастья – и погибать ему было приятно…
А потом все кончилось. Волшебство рассеялось, и Марк Боумен суетливо вскочил на ноги, пряча глаза.
– Уже поздно. Мне пора идти. До выходных я буду работать, а вот в субботу…
– Я не могу в субботу. Опять первая смена. Давайте снова вечером в пятницу? Мы с Биллом условились пойти потанцевать, но к полуночи я буду дома. Придете?
Ведьма, ведьма! Королева Маб! Русалка! Он боялся посмотреть ей в глаза, потому что больше не управлял ни своим телом, ни своим рассудком. Будь прокляты поющие любители оранжерей и поклонники русской драмы! Зачем она соглашается на свидания с незнакомыми и в сущности опасными чужаками и зачем он потакает этому? Ведь единственное, чего ему хочется, – это схватить ее и больше не отпускать, любить ее до одури, до полного истощения, заснуть, сжимая ее в объятиях, и проснуться на рассвете, баюкая ее на своей груди… На своей! А не на груди поющего Билла Малера!